тупая ебаная веревка
Автор: в розыске
1) Заявка №96. Один из братьев оказывается в религиозной секте, объяснения любые, от фанатичной религиозности до шпионского спецзадания. Однако вытащить его оттуда оказывается гораздо сложнее, чем предполагалось вначале. В итоге – зрелищное «отрывание голов и надирание задниц» плохим.
2) Макманусы
3) Бундок сэинтс
4) R
5) ангст
6) Варнинги: пафос, ООС, вольная интерпретация заявки, да и просто хуйня.
дальшеСидя в машине, Коннор периодически оглядывается на заднее сидение, будто пытаясь убедиться, что Мерфи все еще здесь. Мерфи спит, и ему абсолютно все равно, что через несколько минут или часов его брат убьет очередного ублюдка, во всяком случае, именно так он выглядит. Казалось бы, это вполне логично – ублюдков много. Но конкретно этот ублюдок был напарником Мёрфи целых два года, пока Коннор был… занят. И Мерфи мог бы выразить что-нибудь. Не сочувствие, конечно, но хотя бы заинтересованность. Но Мерфи дрыхнет, и это, наверное, к лучшему.
Когда тот, кого Коннор для себя называет только «ублюдком» и никак иначе, выходит из здания офиса и направляется вниз по четырнадцатой улице, Коннор бесшумно следует за ним почти целый квартал. Наконец ублюдок поворачивает в пустой переулок, и Коннор окликает его.
- Ты? – ублюдок почти не удивляется. У него залысины и большие трусливые глаза. Во всяком случае, Коннор уверен, что они трусливые.
- Я. Знаешь, зачем я здесь?
- Догадываюсь.
В переулке темно, только один фонарь покачивается на ветру, да и тот далеко.
- Давай пройдем чуть подальше. Не хочу тревожить почтенных граждан.
Еще Коннор не хочет стрелять в спину, но, кажется, придется.
- Я об одном тебя прошу. Не читай свою хренову молитву, когда отправишь пулю мне в затылок.
- Не беспокойся, не буду. Она не для таких, как ты.
Когда Коннор возвращается к машине, Мёрфи курит, облокотившись на нее, и смотрит зло и устало.
- Мы возвращаемся, - вот все, что говорит ему Коннор. Он все еще не может смотреть брату в глаза, но и оставить его тоже не может. Все это похоже на дерьмовейший замкнутый круг, из которого никак не выбраться.
Мёрфи пинает колесо.
- Ты садишься или нет?
- Долго ты еще собираешься этим заниматься?
- Пока не перестреляю их всех.
- Значит, долго, - говорит Мёрфи как будто бы сам себе и садится в машину.
Они не разговаривают друг с другом до самого мотеля и потом еще несколько дней.
Мерфи знает, что Коннор может никогда его и не простить. Это все-таки посерьезнее, чем, например, разбить мамину вазу и сказать, что это был Коннор. Но за каким-то хреном Коннор все еще таскает его за собой, не оставляя ни на минуту, заставляя присутствовать на всех кровавых расправах, что он учиняет. В его действиях нет никакой особой системы. Есть только список, из которого по одному вычеркиваются имена, в то время как братья нагоняют всех ублюдков по очереди. Если быть точнее, то нагоняет Коннор. Свою роль в этом предприятии Мёрфи так и не уяснил.
Лежа однажды в мотеле, где для них нашелся только однокомнатный номер, Мерфи спрашивает, бездумно пялясь в потолок:
- А когда ты прикончишь их всех, ты убьешь меня?
Вопрос звучит очень по-детски, и Мерфи стало бы смешно, если бы не было страшно. Он не видит, а скорее угадывает, как Коннор вздрагивает на соседней кровати.
- Нет, конечно. Как тебе такое вообще в голову пришло?
- Но почему тогда ты их убиваешь? Это же чертова месть. Это же совсем не то…
Он замолкает, не зная, как объяснить. Они никогда не говорили напрямую такие вещи как «откровение», «Божья воля» и тому подобное, потому что просто чувствовали. Теперь же связь нарушена, и Мёрфи даже представить себе не может, что творится в голове у его брата.
- Дело не в мести, Мёрф. Просто так нужно.
Мерфи не отвечает, зато видит, как Коннор встает и закуривает.
- Просто они убийцы, - наконец продолжает он.
- В таком случае, мы тоже.
- Точно, Мёрф. Нам остается надеяться только на то, что те, кто придут после нас, все-таки прочитают молитву над нашими трупами, - усмехается Коннор. Выбрасывает окурок в окно, наверняка попав на крышу чьей-то припаркованной внизу машины, и подходит к брату. Наклонившись, он целует Мёрфи в висок, видя его расширенные в темноте зрачки.
- Забудь об этом, Мёрф. Просто забудь то, о чем я сказал. Это будет еще не скоро.
И Мёрфи верит ему, как верил каждый раз, и как будет верить до конца, до самой смерти от пули нового посланника божьего. Мёрфи не боится, потому что ну просто глупо теперь начинать бояться смерти, да и не страшно это вовсе. «Просто такая вот дерьмовая работа, - думает он. – Без пенсии и кредитов на дом или машину. Только с пулей в голову в финале. Нет, серьезно, очень дерьмовая работа».
Они ездят по стране еще несколько месяцев. Коннор не показывает брату список, и Мёрфи не знает, скольким людям еще суждено умереть только потому что «так нужно». Но однажды Коннор просто останавливает машину и говорит:
- Выходи.
Мёрфи играет в тетрис на пассажирском сидении, они уже разговаривают чаще, чем раз в неделю, вчера он поцеловал брата, пока тот спал. Все не может закончиться сегодня.
- Выходи, - повторяет Коннор. В его голосе нет угрозы или чего-нибудь такого, потому что они оба знают – он не сможет причинить брату вреда.
- Какого черта?
- Это последний. Последний, понимаешь? Я доберусь до города до темноты, и выстрелю последний раз. А потом я просто не хочу тебя видеть.
Коннор смотрит вперед, поверх приборной панели, на капот и дальше на темную полосу дороги. Смотрит на лес справа. Смотрит наверх, на глухое серое небо. Не смотрит только в глаза Мёрфи.
- Поздравляю, Коннор, - говорит Мёрфи совершенно спокойным голосом. – Ты таскал меня по всему чертовому континенту, чтобы сейчас бросить на ржавой заправке, в паре десятков километров от чувака, которого ты грохнешь последним. Нет, серьезно, твои действия полны непрошибаемой логики, я трепещу.
- Пошел к черту, Мёрф. Я убил их всех, точнее – почти всех. Сегодня вечером я хочу закончить с этим раз и навсегда, и чтобы больше никто и ничто мне напоминало об этом времени. Обо всех этих трупах.
Мёрфи не отвечает.
- Даже ты.
Коннор наконец позволяет себе взглянуть на брата.
- По-моему, ты бредишь, - говорит Мёрфи после продолжительного молчания. – Нет, серьезно, подумай сам. Ты хочешь забыть об этой чертовой работе, но при этом выполнив ее до конца. Ты хочешь искупить свои, нет, наши грехи смертью таких же, как мы? Ну что ж, валяй. Ты не хочешь вмешивать в это меня? Прекрасно. Хочешь гореть в аду один? Должен тебя разочаровать: я против. Я мог бы дать тебе в морду, чтобы ты наконец пришел в себя, но…
Когда Коннор целует его, Мёрфи задыхается, потому что, вообще-то, у него было еще много того, что он хотел сказать.
- Это не искупление, идиот. Это все еще грех.
Но Мёрфи его не слушает, потому что, черт возьми, прошло почти три года с тех пор, как он целовал своего брата, с тех пор, как он трахался со своим братом. Столько же – с тех пор, как они по-настоящему разговаривали тоже, но с этим можно и повременить.
- Знаешь, я почти не спал все то время. Снилось все время разное… Так что и не заснешь по-настоящему. Моя невеста, Анна, ну ты помнишь, пыталась водить меня к каким-то психологам, но это не работало, конечно.
Мёрфи слушает брата молча, потому что это первый раз, когда он сам начал рассказывать о своей прошлой жизни. Прошлой – потому что ее больше не вернуть.
На самом деле Мёрфи знает все это, возможно, лучше, чем сам Коннор. Например, Коннор не знает, как у него в кармане оказалась визитка того турагентства, где он работал почти два года и где познакомился со своей будущей невестой. Мёрфи знает. Коннор не знает, почему он потерял память и почему так легко смог влиться в ту среду, которая раньше была ему чужда, – а Мёрфи знает. Коннор не знает, почему память начала возвращаться – Мёрфи знает и это. Но на самом деле абсолютно неважно, что знает Мёрфи. Важно лишь то, что расскажет ему Коннор.
Они лежат в мотеле в одной постели, как в детстве, потому что, став старше, они стали расходиться по разным кроватям даже после секса. Но сейчас Коннор дотрагивается до шрама на плече Мёрфи и пытается вспомнить: был ли он три года назад или нет. Вот того, который на животе, точно не было.
Тело Коннора не изменилось за эти три года. Мёрфи помнит его целиком, со всеми родинками и волосками. Мёрфи проще – его никто не предавал. Более того, его практически простили. Поэтому он молчит, на ощупь выискивая татуировку на шее Коннора (кожа там всегда чуть теплее).
- А ты не хочешь рассказать про эту свою чертову секту?
Мёрфи морщится. «Это никакая не секта», - хочется сказать ему, хотя головой он и понимает – секта.
- Я думал, ты вспомнил, - говорит Мёрфи вместо этого.
- Почти все. Но ты лучше расскажи.
Коннор целует его в макушку, и этот поцелуй оказывается настолько нежным, настолько не сочетающимся со всем, что было раньше, что Мёрфи уступает и начинает говорить.
Он рассказывает о первом и последнем их убийстве с отцом – в суде. Рассказывает о странной компании, приславшей им после этого свои визитки. Коннор вспоминает всё это яснее – их бостонскую квартиру, пустые бутылки и пепельницы повсюду и два ярко-белых бумажных прямоугольника с адресами и телефонами. А Мёрфи в это время рассказывает, как они пришли по указанному адресу и как встретились с мужчиной в костюме и с такими же белыми, как визитки, волосами. Мужчина говорил что-то об испытании, которое они прошли, и о том, что они должны присоединиться к его компании, потому что компания занимается тем же, чем и сами братья.
Мёрфи говорит, а перед глазами Коннора всплывают картины: большой офис, белый, как бумага в принтере, и черный, как кожаные кресла. Мужчина с хитрой улыбкой и бесстрастными глазами. Коннор вспоминает и ощущение, посетившее его в том офисе, - отвращение. Он вспоминает, почему не хотел туда возвращаться. Но почему хотел Мёрфи?
- Я просто поверил ему, - говорит Мёрфи. – Черт его знает почему. Поверил и всё. Наверное, потому что хотел верить. Он говорил, что мы правы, и что у нас все получится, и что у нас есть будущее. Ты это себе можешь представить? Это было глупо, но я поверил, потому что очень хотел.
Мёрфи не оправдывается, просто пытается объяснить, что двигало им, когда он вернулся потом в тот офис один, без брата. Мистер Прентис сказал, что Мёрфи поступил правильно, и в ту же секунду он понял, что что-то не так, но сделать уже ничего было нельзя.
Мёрфи замолкает, потому что дальше он рассказывать не хочет. О той минуте, когда он решил пойти к этому чертовому мистеру в его чертов офис, он жалел потом всю свою жизнь. Лучше бы он вообще не родился на свет или его бы случайно подстрелили, чем то, что он сделал.
- Я не знал, что они с тобой что-то сделают, - голос Мёрфи звучит жалобно. Теперь он точно оправдывается. – Когда я понял, было уже поздно. Они сказали мне, что ты в больнице, я ранул туда. Думаю: что они с тобой сделали? У нас ведь даже страховки нет. Но они обо всем позаботились. Ты меня уже не вспомнил, когда я пришел.
Коннор помнит этот момент. Светлая палата, из которой его выпишут через пару часов, потому что он абсолютно здоров, только почему-то ничего не помнит. Помнит врачей, снующих мимо. Помнит парня в темной куртке с капюшоном, надвинутым на глаза. Мог бы забыть – мало ли их, таких парней – но Коннор помнит.
- Что было дальше?
- Ничего, - пожимает плечами Мёрфи. – Они сказали, что ты уже никогда не сможешь вспомнить. Мне оставалось лишь позаботиться о том, что твоя новая жизнь будет получше старой. Ну, там, квартира, работа, всякая такая фигня. Я тебя иногда навещал, только ты не помнишь, наверное.
Коннор помнит, потому что именно после тех дней, когда ему казалось, что он видел парня в черной куртке, быстро закуривающего и уходящего прочь, сны его особенно мучили. Но Мёрфи не обязательно это знать.
- А потом… потом я убивал, - говорит Мёрфи, и ему очень просто поверить. Наверняка ведь действительно убивал. – Мне говорили кого и где, а я шел туда и стрелял, пока хватало сил. Иногда один, иногда с напарником. Не знаю, ненавидел ли он это так же сильно, как и я. Мы никогда с ним не разговаривали.
«Не ненавидел, Мёрф, - думает Коннор, вспоминая глаза того ублюдка. – Он любил это дело».
- Это могло бы продолжаться до бесконечности. Если бы ты нас не нашел, я бы наверняка работал там же. Там даже платили, представляешь?
Почему-то Коннора это совсем не удивляет.
Когда они просыпаются утром, светит солнце. Им обоим кажется, что оно светит впервые если не за три года, то за время их путешествия точно, и неважно, что это неправда.
- Коннор, - вдруг говорит Мёрфи.
- Что?
- А ты уверен, что должен ехать?
Вопрос застает Коннора врасплох. Уверен ли он, что должен убить ублюдка?
- Мёрф, ты с ума сошел?
- Нет, я серьезно. Ты уверен, что должен это делать? Заплатить за номер, взять машину и поехать вперед по дороге из желтого кирпича, где в конце концов ты найдешь только еще один труп и кровь на свои руках? Кому ты должен это? Где записаны твои обязанности? Почему не я, в конце концов?
Коннор не отвечает. В отличие от Мёрфи, он знает что в его списке не одно имя, а два, причем обладатель второго сидит сейчас рядом с ним. Коннор никогда всерьез не думал, что сможет убить своего брата. Несмотря ни на что, несмотря на чертов список. Но ему почему-то казалось, что если убить всех остальных, то необходимость убивать Мёрфи сама собой отпадет. Его имя вдруг исчезнет из списка. Неважно, что там с ними обоими дальше будет. Главное, чтобы имени Мёрфи не было в списке.
- Ты никому ничего не должен, - тихо говорит Мёрфи. – И неважно, что один ублюдок будет жив. Зато ты тоже будешь жив.
Коннор знает, что никогда не будет жалеть о том, что остался и никуда не поехал в тот день. И даже если по всем человеческим и божьим законам он должен был, ему все равно. У него остался только один закон – братский, который он не нарушит.
1) Заявка №96. Один из братьев оказывается в религиозной секте, объяснения любые, от фанатичной религиозности до шпионского спецзадания. Однако вытащить его оттуда оказывается гораздо сложнее, чем предполагалось вначале. В итоге – зрелищное «отрывание голов и надирание задниц» плохим.
2) Макманусы
3) Бундок сэинтс
4) R
5) ангст
6) Варнинги: пафос, ООС, вольная интерпретация заявки, да и просто хуйня.
дальшеСидя в машине, Коннор периодически оглядывается на заднее сидение, будто пытаясь убедиться, что Мерфи все еще здесь. Мерфи спит, и ему абсолютно все равно, что через несколько минут или часов его брат убьет очередного ублюдка, во всяком случае, именно так он выглядит. Казалось бы, это вполне логично – ублюдков много. Но конкретно этот ублюдок был напарником Мёрфи целых два года, пока Коннор был… занят. И Мерфи мог бы выразить что-нибудь. Не сочувствие, конечно, но хотя бы заинтересованность. Но Мерфи дрыхнет, и это, наверное, к лучшему.
Когда тот, кого Коннор для себя называет только «ублюдком» и никак иначе, выходит из здания офиса и направляется вниз по четырнадцатой улице, Коннор бесшумно следует за ним почти целый квартал. Наконец ублюдок поворачивает в пустой переулок, и Коннор окликает его.
- Ты? – ублюдок почти не удивляется. У него залысины и большие трусливые глаза. Во всяком случае, Коннор уверен, что они трусливые.
- Я. Знаешь, зачем я здесь?
- Догадываюсь.
В переулке темно, только один фонарь покачивается на ветру, да и тот далеко.
- Давай пройдем чуть подальше. Не хочу тревожить почтенных граждан.
Еще Коннор не хочет стрелять в спину, но, кажется, придется.
- Я об одном тебя прошу. Не читай свою хренову молитву, когда отправишь пулю мне в затылок.
- Не беспокойся, не буду. Она не для таких, как ты.
Когда Коннор возвращается к машине, Мёрфи курит, облокотившись на нее, и смотрит зло и устало.
- Мы возвращаемся, - вот все, что говорит ему Коннор. Он все еще не может смотреть брату в глаза, но и оставить его тоже не может. Все это похоже на дерьмовейший замкнутый круг, из которого никак не выбраться.
Мёрфи пинает колесо.
- Ты садишься или нет?
- Долго ты еще собираешься этим заниматься?
- Пока не перестреляю их всех.
- Значит, долго, - говорит Мёрфи как будто бы сам себе и садится в машину.
Они не разговаривают друг с другом до самого мотеля и потом еще несколько дней.
Мерфи знает, что Коннор может никогда его и не простить. Это все-таки посерьезнее, чем, например, разбить мамину вазу и сказать, что это был Коннор. Но за каким-то хреном Коннор все еще таскает его за собой, не оставляя ни на минуту, заставляя присутствовать на всех кровавых расправах, что он учиняет. В его действиях нет никакой особой системы. Есть только список, из которого по одному вычеркиваются имена, в то время как братья нагоняют всех ублюдков по очереди. Если быть точнее, то нагоняет Коннор. Свою роль в этом предприятии Мёрфи так и не уяснил.
Лежа однажды в мотеле, где для них нашелся только однокомнатный номер, Мерфи спрашивает, бездумно пялясь в потолок:
- А когда ты прикончишь их всех, ты убьешь меня?
Вопрос звучит очень по-детски, и Мерфи стало бы смешно, если бы не было страшно. Он не видит, а скорее угадывает, как Коннор вздрагивает на соседней кровати.
- Нет, конечно. Как тебе такое вообще в голову пришло?
- Но почему тогда ты их убиваешь? Это же чертова месть. Это же совсем не то…
Он замолкает, не зная, как объяснить. Они никогда не говорили напрямую такие вещи как «откровение», «Божья воля» и тому подобное, потому что просто чувствовали. Теперь же связь нарушена, и Мёрфи даже представить себе не может, что творится в голове у его брата.
- Дело не в мести, Мёрф. Просто так нужно.
Мерфи не отвечает, зато видит, как Коннор встает и закуривает.
- Просто они убийцы, - наконец продолжает он.
- В таком случае, мы тоже.
- Точно, Мёрф. Нам остается надеяться только на то, что те, кто придут после нас, все-таки прочитают молитву над нашими трупами, - усмехается Коннор. Выбрасывает окурок в окно, наверняка попав на крышу чьей-то припаркованной внизу машины, и подходит к брату. Наклонившись, он целует Мёрфи в висок, видя его расширенные в темноте зрачки.
- Забудь об этом, Мёрф. Просто забудь то, о чем я сказал. Это будет еще не скоро.
И Мёрфи верит ему, как верил каждый раз, и как будет верить до конца, до самой смерти от пули нового посланника божьего. Мёрфи не боится, потому что ну просто глупо теперь начинать бояться смерти, да и не страшно это вовсе. «Просто такая вот дерьмовая работа, - думает он. – Без пенсии и кредитов на дом или машину. Только с пулей в голову в финале. Нет, серьезно, очень дерьмовая работа».
Они ездят по стране еще несколько месяцев. Коннор не показывает брату список, и Мёрфи не знает, скольким людям еще суждено умереть только потому что «так нужно». Но однажды Коннор просто останавливает машину и говорит:
- Выходи.
Мёрфи играет в тетрис на пассажирском сидении, они уже разговаривают чаще, чем раз в неделю, вчера он поцеловал брата, пока тот спал. Все не может закончиться сегодня.
- Выходи, - повторяет Коннор. В его голосе нет угрозы или чего-нибудь такого, потому что они оба знают – он не сможет причинить брату вреда.
- Какого черта?
- Это последний. Последний, понимаешь? Я доберусь до города до темноты, и выстрелю последний раз. А потом я просто не хочу тебя видеть.
Коннор смотрит вперед, поверх приборной панели, на капот и дальше на темную полосу дороги. Смотрит на лес справа. Смотрит наверх, на глухое серое небо. Не смотрит только в глаза Мёрфи.
- Поздравляю, Коннор, - говорит Мёрфи совершенно спокойным голосом. – Ты таскал меня по всему чертовому континенту, чтобы сейчас бросить на ржавой заправке, в паре десятков километров от чувака, которого ты грохнешь последним. Нет, серьезно, твои действия полны непрошибаемой логики, я трепещу.
- Пошел к черту, Мёрф. Я убил их всех, точнее – почти всех. Сегодня вечером я хочу закончить с этим раз и навсегда, и чтобы больше никто и ничто мне напоминало об этом времени. Обо всех этих трупах.
Мёрфи не отвечает.
- Даже ты.
Коннор наконец позволяет себе взглянуть на брата.
- По-моему, ты бредишь, - говорит Мёрфи после продолжительного молчания. – Нет, серьезно, подумай сам. Ты хочешь забыть об этой чертовой работе, но при этом выполнив ее до конца. Ты хочешь искупить свои, нет, наши грехи смертью таких же, как мы? Ну что ж, валяй. Ты не хочешь вмешивать в это меня? Прекрасно. Хочешь гореть в аду один? Должен тебя разочаровать: я против. Я мог бы дать тебе в морду, чтобы ты наконец пришел в себя, но…
Когда Коннор целует его, Мёрфи задыхается, потому что, вообще-то, у него было еще много того, что он хотел сказать.
- Это не искупление, идиот. Это все еще грех.
Но Мёрфи его не слушает, потому что, черт возьми, прошло почти три года с тех пор, как он целовал своего брата, с тех пор, как он трахался со своим братом. Столько же – с тех пор, как они по-настоящему разговаривали тоже, но с этим можно и повременить.
- Знаешь, я почти не спал все то время. Снилось все время разное… Так что и не заснешь по-настоящему. Моя невеста, Анна, ну ты помнишь, пыталась водить меня к каким-то психологам, но это не работало, конечно.
Мёрфи слушает брата молча, потому что это первый раз, когда он сам начал рассказывать о своей прошлой жизни. Прошлой – потому что ее больше не вернуть.
На самом деле Мёрфи знает все это, возможно, лучше, чем сам Коннор. Например, Коннор не знает, как у него в кармане оказалась визитка того турагентства, где он работал почти два года и где познакомился со своей будущей невестой. Мёрфи знает. Коннор не знает, почему он потерял память и почему так легко смог влиться в ту среду, которая раньше была ему чужда, – а Мёрфи знает. Коннор не знает, почему память начала возвращаться – Мёрфи знает и это. Но на самом деле абсолютно неважно, что знает Мёрфи. Важно лишь то, что расскажет ему Коннор.
Они лежат в мотеле в одной постели, как в детстве, потому что, став старше, они стали расходиться по разным кроватям даже после секса. Но сейчас Коннор дотрагивается до шрама на плече Мёрфи и пытается вспомнить: был ли он три года назад или нет. Вот того, который на животе, точно не было.
Тело Коннора не изменилось за эти три года. Мёрфи помнит его целиком, со всеми родинками и волосками. Мёрфи проще – его никто не предавал. Более того, его практически простили. Поэтому он молчит, на ощупь выискивая татуировку на шее Коннора (кожа там всегда чуть теплее).
- А ты не хочешь рассказать про эту свою чертову секту?
Мёрфи морщится. «Это никакая не секта», - хочется сказать ему, хотя головой он и понимает – секта.
- Я думал, ты вспомнил, - говорит Мёрфи вместо этого.
- Почти все. Но ты лучше расскажи.
Коннор целует его в макушку, и этот поцелуй оказывается настолько нежным, настолько не сочетающимся со всем, что было раньше, что Мёрфи уступает и начинает говорить.
Он рассказывает о первом и последнем их убийстве с отцом – в суде. Рассказывает о странной компании, приславшей им после этого свои визитки. Коннор вспоминает всё это яснее – их бостонскую квартиру, пустые бутылки и пепельницы повсюду и два ярко-белых бумажных прямоугольника с адресами и телефонами. А Мёрфи в это время рассказывает, как они пришли по указанному адресу и как встретились с мужчиной в костюме и с такими же белыми, как визитки, волосами. Мужчина говорил что-то об испытании, которое они прошли, и о том, что они должны присоединиться к его компании, потому что компания занимается тем же, чем и сами братья.
Мёрфи говорит, а перед глазами Коннора всплывают картины: большой офис, белый, как бумага в принтере, и черный, как кожаные кресла. Мужчина с хитрой улыбкой и бесстрастными глазами. Коннор вспоминает и ощущение, посетившее его в том офисе, - отвращение. Он вспоминает, почему не хотел туда возвращаться. Но почему хотел Мёрфи?
- Я просто поверил ему, - говорит Мёрфи. – Черт его знает почему. Поверил и всё. Наверное, потому что хотел верить. Он говорил, что мы правы, и что у нас все получится, и что у нас есть будущее. Ты это себе можешь представить? Это было глупо, но я поверил, потому что очень хотел.
Мёрфи не оправдывается, просто пытается объяснить, что двигало им, когда он вернулся потом в тот офис один, без брата. Мистер Прентис сказал, что Мёрфи поступил правильно, и в ту же секунду он понял, что что-то не так, но сделать уже ничего было нельзя.
Мёрфи замолкает, потому что дальше он рассказывать не хочет. О той минуте, когда он решил пойти к этому чертовому мистеру в его чертов офис, он жалел потом всю свою жизнь. Лучше бы он вообще не родился на свет или его бы случайно подстрелили, чем то, что он сделал.
- Я не знал, что они с тобой что-то сделают, - голос Мёрфи звучит жалобно. Теперь он точно оправдывается. – Когда я понял, было уже поздно. Они сказали мне, что ты в больнице, я ранул туда. Думаю: что они с тобой сделали? У нас ведь даже страховки нет. Но они обо всем позаботились. Ты меня уже не вспомнил, когда я пришел.
Коннор помнит этот момент. Светлая палата, из которой его выпишут через пару часов, потому что он абсолютно здоров, только почему-то ничего не помнит. Помнит врачей, снующих мимо. Помнит парня в темной куртке с капюшоном, надвинутым на глаза. Мог бы забыть – мало ли их, таких парней – но Коннор помнит.
- Что было дальше?
- Ничего, - пожимает плечами Мёрфи. – Они сказали, что ты уже никогда не сможешь вспомнить. Мне оставалось лишь позаботиться о том, что твоя новая жизнь будет получше старой. Ну, там, квартира, работа, всякая такая фигня. Я тебя иногда навещал, только ты не помнишь, наверное.
Коннор помнит, потому что именно после тех дней, когда ему казалось, что он видел парня в черной куртке, быстро закуривающего и уходящего прочь, сны его особенно мучили. Но Мёрфи не обязательно это знать.
- А потом… потом я убивал, - говорит Мёрфи, и ему очень просто поверить. Наверняка ведь действительно убивал. – Мне говорили кого и где, а я шел туда и стрелял, пока хватало сил. Иногда один, иногда с напарником. Не знаю, ненавидел ли он это так же сильно, как и я. Мы никогда с ним не разговаривали.
«Не ненавидел, Мёрф, - думает Коннор, вспоминая глаза того ублюдка. – Он любил это дело».
- Это могло бы продолжаться до бесконечности. Если бы ты нас не нашел, я бы наверняка работал там же. Там даже платили, представляешь?
Почему-то Коннора это совсем не удивляет.
Когда они просыпаются утром, светит солнце. Им обоим кажется, что оно светит впервые если не за три года, то за время их путешествия точно, и неважно, что это неправда.
- Коннор, - вдруг говорит Мёрфи.
- Что?
- А ты уверен, что должен ехать?
Вопрос застает Коннора врасплох. Уверен ли он, что должен убить ублюдка?
- Мёрф, ты с ума сошел?
- Нет, я серьезно. Ты уверен, что должен это делать? Заплатить за номер, взять машину и поехать вперед по дороге из желтого кирпича, где в конце концов ты найдешь только еще один труп и кровь на свои руках? Кому ты должен это? Где записаны твои обязанности? Почему не я, в конце концов?
Коннор не отвечает. В отличие от Мёрфи, он знает что в его списке не одно имя, а два, причем обладатель второго сидит сейчас рядом с ним. Коннор никогда всерьез не думал, что сможет убить своего брата. Несмотря ни на что, несмотря на чертов список. Но ему почему-то казалось, что если убить всех остальных, то необходимость убивать Мёрфи сама собой отпадет. Его имя вдруг исчезнет из списка. Неважно, что там с ними обоими дальше будет. Главное, чтобы имени Мёрфи не было в списке.
- Ты никому ничего не должен, - тихо говорит Мёрфи. – И неважно, что один ублюдок будет жив. Зато ты тоже будешь жив.
Коннор знает, что никогда не будет жалеть о том, что остался и никуда не поехал в тот день. И даже если по всем человеческим и божьим законам он должен был, ему все равно. У него остался только один закон – братский, который он не нарушит.
@темы: фики
