берт, старик, как наши делишки?
Последний высер.
читать дальше
Название: 3 to 1.
Рейтинг: Ж
Персонажи: Рокко, Макманусы.
Жанр: дженерал
Статус: окончено, очень предыдущая часть, предыдущая часть
Ахтунг: мат, не очень много мата, ничего годного нет.
Дисклэймер: ай дид ит фо лулз.
3.
Respice finem.
- Я беру эту сигару, так, как следует брать настоящую сигару настоящей рукой настоящего человека, как будто мои предки владели этим континентом от века, как будто я не какой-то голожопый ублюдок, ждущий свою сосиску из бараньих кишок и туалетной бумаги, я беру сигару, сплёвываю, ветер развевает полы моей рубашки или что-то ещё заставляет её развеваться.
Коннор смеётся.
- Точно не твой член, - добавляет он.
- Как член может что-то развевать, викарий? – возмущается Мёрфи.
- Настоящий член может всё. Что происходит с твоей рубашкой и прочим дальше?
- Стивен Спилберг.
- Стивен Спилберг?
- Он покупает мой сценарий, мы купаемся в деньгах и играем пингвинами в гольф.
- Пингвин – живая божья тварь. И сценарий дерьмо, Мёрфи.
- Это зависть, викарий. Я ведь могу тоже дать тебе сигару, полы твоей рубашки тоже будут развеваться. В нужном свете ты не будешь казаться рыжим.
- Я не рыжий.
- Конечно, ты не рыжий.
- Но я очень хочу есть.
- Я тоже.
- Где эта сосиска.
- Да, где эта блядская сосиска? – вопит Мёрфи, встав во весь рост.
Официантка показывает ему птичку.
Мёрфи садится, из его карманов сыплется мелочь и пивные пробки.
- Мы герои, - неуверенно начинает он. - Все эти правила. Пизди у богатых и никому не отдавай. Убивай ублюдков и молись. Мы всё делали верно, Коннор. Почему мы не можем получить блядскую сосиску.
- Можно попробовать стирать вещи прежде, чем приходить куда-то.
Официантка ставит перед ними две тарелки.
- Это выглядит как блевотина, - говорит Коннор. – Пойдём, Мёрфи.
* * *
- Почему ты считаешь, что нам будет лучше в одиночку, папа, - спрашивает Коннор у Иль Дуче, пока Мёрфи спит.
- Будут искать преступника и убийцу, - отвечает Дуче. – Вас не будут искать. Святых никогда не ищут.
- Если что, мы помашем тебе со скамьи, - улыбается Коннор.
Дуче проверяет магазины Кольта и Беретты.
На следующее утро от него остаётся только чёрная сумка между их кроватями. Коннор не решается открыть её, пока не проснётся Мёрфи.
- Что за хуйня, - говорит Мёрфи, проснувшись, - почему ты сразу её не открыл?
В сумке оказываются деньги.
- Папа старомоден, - размышляет Мёрфи, щёлкая резинками на верхних пачках банкнот, - он никогда не основывал нам трастового фонда для колледжа, но это не мешало ему оставить сумку с деньгами рядом с кроватями, как рождественский мешок с леденцами.
- Надейся, что он знал такие слова, как «трастовый фонд для колледжа».
- Куча бабок, Коннор.
- Радуйся молча, это плохие деньги, которые нам предстоит съесть и выпить.
- Можно ещё вставить зубы.
- Что? – спрашивает Коннор, утрамбовывая свои носки поверх пачек с деньгами.
- Зубы – это то, что выпадает у настоящих героев прежде всего. Можно озаботиться заранее.
Интерактив Иль Дуче.
Спросите Иль Дуче о старой школе, и он скажет, что никакой старой школы не было.
Люди были честнее и умели быстро бегать. Первое иногда вступало в конфликт со вторым, но всё оканчивалось достаточно логично. Если человеку нужен был дом, он зарабатывал или крал деньги, если человеку нужно было вернуть моральное удовлетворение, сон или честь дочери, он покупал ружьё. На финише люди обычно обливались шампанским или стреляли себе в горло. В зависимости от результата.
Дуче помнит время настоящих крёстных отцов, Коза Ностры, робкой русской мафии и двадцатитрёхлетних девственниц из Луизианы. Иными словами, он помнит золотое время, он был в раю.
Иль Дуче любит сыновей, что не мешало ему в своё время выпустить в них почти всё содержимое обойм восьми пистолетов, никто не скажет точно, знал Дуче или нет, единственное, что было точно ему известно, это то, что он не знал этих парней более двадцати лет их жизни и имел некоторые обязательства перед ними, чтобы хоть как-то походить на воскресного папашу. Набитая деньгами сумка, взятая от Якаветты, которому он и его сыновья вышибли мозги в здании суда, по его мнению, была неплохим реверсом непростых отношений между отцом и сыновьями.
Иль Дуче полагает:
- Мои дети знают, как молиться.
- Мои дети знают, как стрелять.
С этими мыслями он переступает порог, оставляя спящих сыновей за плечами. Он не знает, чем занимаются люди его возраста, но, вполне может быть, они щурятся на солнце, сохраняя свою ржавую кровь внутри, жуют свой завтрак, садятся на автобус, заказывают проститутку, он уверен, они делают это, даже если они убийцы.
Может быть, они молятся богу.
«Господи», - напоминает себе Иль Дуче, решив сесть на автобус.
* * *
- Мы пойдём в цирк, кино или торговый центр.
- На этой неделе мы уже были клинике, морге и на исповеди. И кладбище. Кажется, этого было достаточно. Мы пришили лишних барыг, Мёрфи, лишних. Средь бела дня. За твоей спиной стояли какие-то дети.
- Это были клиенты.
- Какие-то клиенты.
- Лишних барыг не бывает, - отвечает Мёрфи. – Лично я чувствую себя хорошо.
- Это было во вторник, четыре дня до воскресной службы, четыре дня мы не могли сообщить господу о том, что мы сделали для него, себя и общества.
- У них были отличные часы, - с тоской вспоминает Мёрфи, сдвигаясь вбок, перпендикулярно Коннору.
Коннор кладёт голову ему на живот.
- Часы должны были остаться у ублюдка. Зачем тебе часы, Мёрфи?
- Из всех стоящих вещей у меня есть только кеды, снятые с убитого ямайца.
- Ты снял с него кеды, тупой ублюдок?
- Дыра в ботинке перестала казаться мне симпатичной.
- Ты, конечно, не сказал об этом на исповеди.
- Я говорю это тебе, викарий, сейчас.
Коннор смотрит на потолок, где сохранился осколок зеркала, оставшегося от прежних владельцев. Осколок показывает матрасы, которые они купили на блошином рынке, взамен предыдущих и их самих. Коннор поворачивает голову на бок.
«Бог сделал нас мягкими, чтобы мы учили свою кожу быть сталью, когда хотим этого», думает он.
От Мёрфи пахнет кислым отсутствием воды.
- Это что, нам следует убивать только по субботам? – спрашивает он, вдыхая. – Но суббота тоже божий день.
- У Иудеев.
- Какая разница. Я слишком стар, чтобы соблюдать, мать их, формальности.
Мёрфи опрокидывает бутылку.
- Это мой матрас.
- Да, - рассеянно говорит Мёрфи и кладёт руку ему на лоб. – Послушай, что ты на самом деле думаешь о нашем деле. О Якаветте. И вообще.
- Это было нужно.
- Это было правильно.
- Это было нужно.
- Мы отлично пёрнули на весь Бостон. Смекер напишет об этом в мемуарах. Почему бы нам не продолжать в том же духе, Коннор? Одно жалкое убийство раз в неделю, что это?
- Дуче советовал залечь на дно. Подумай о Рокко.
- Это то, что бог приготовил для нас.
- Заткнись, Мёрфи.
- Я мог бы убивать один. А ты сходил бы за пивом.
- Заткнись, Мёрфи.
Интерактив Коннора.
Коннору достаточно лет, чтобы уметь применять полученный опыт, но не достаточно, чтобы не бояться следующего воскресения и полынных звёзд в небе.
Тот, кто назвал бы Коннора не самым быстрым малым, трусом или перестраховщиком, ошибся бы, потому что Коннор тактик, а не боец, играющий комментатор, а не вышибала, он старше, и его член всё ещё длиннее.
Коннор пребывает в статике, он знает, как вертится и дышит земля, и он знает, как дышать вместе с ней, чтобы не завертеться вверх ногами, как перевернувшаяся картонная мишень в тире, не заплясать и не задёргаться на месте. Он знает, как выглядит Мёрфи, когда ощущает боль в простреленной руке и ноге, лицо Мёрфи в этот момент говорит: «Я наклонился за следующей бутылкой, но теперь не знаю, что мне сделать, поднять её или громко позвать маму».
«Мы твои ревматоидные герои, господи, не дай этой точке у меня над виском превратиться в раскалённый бур господень, и если так ты наказываешь нас за бездействие, то, прошу тебя, имей терпение, нам нужно встать на ноги», так Коннор обращается к богу перед снайперскими винтовками или перед приступами мигрени.
Всё же он испытывает страх, не зная, испытывает ли Мёрфи тот же или его одолевают другие. Нельзя сказать, что Коннор боится за брата, в его субботних снах деревянный крест отбрасывает две тени, слышен удар топора, перерубающего верёвку, два тела падают по обе стороны креста, но как далеко они падают друг от друга, Коннор не знает, никто не знает.
* * *
- Большое дело, - радостно сообщает Мёрфи. – Возьми свою тупую ёбаную верёвку, обязательно возьми, мы спустим этих ублюдков вдоль колокольни, головой вниз.
- Я возьму свою тупую ёбаную верёвку, - соглашается Коннор, надев перчатки и уложив две коробки с дополнительными патронами. – Нам нужен табаско. Придётся идти в магазин на обратном пути…что? Что? – спрашивает он у смеющегося Мёрфи.
* * *
«Дело» или «процесс» для Мёрфи является пластом деятельного существования. В нужный день он ступает на нужную лестницу, и даже мусорные баки поют ему хоралы. Мёрфи воодушевлён, он наслаждается важностью момента. Он хочет сказать:
- Я иду убивать для вас, чёртовы засранцы. Чёртовы онанисты и неверные жёны. Чёртовы дерьмовые политики и чёртовы офисные воры. Мы с братом идём убивать для вас и нашего общего господа бога.
Мёрфи невнимателен, почти безрассуден, верх предосторожности для него заключается в том, чтобы не оставляет свой крови там, где оставляет чужую.
- Я говорил тебе, блять, Коннор, иметь сострадание и не стрелять ублюдкам в животы.
Коннор пожимает плечами.
Мёрфи – гнев, когда Коннор – слово.
Он ползает на коленях, скользя в крови, и раскладывает монеты на глаза тем, у кого они ещё остались. И он, и Мёрфи сняли всё, на чём могут остаться пятна, им нужно выйти через главный вход и нужно быть чистыми. Их одежда сложена на единственном чистом столе, прячась за которым, они перестреляли почти дюжину ублюдков.
Коннор, который, как и он, уже успел поскользнуться и упасть, идёт к нему, избегая пятен.
- Хороший день, викарий, - замечает Мёрфи из угла.
- Ёбаный паркет.
- Сигарету? - Мёрфи предлагает свою, едва дотлевшую до середины и мокрую.
- В кино всё делают чище, - жалуется Коннор, отряхивая руки, перед тем, как взять её.
- Примем душ, - невозмутимо отзывается Мёрфи, подсекая его под колено, отчего Коннор снова падает, спиной опрокидывая на мокрое («Жизнь – что череда падений на пол, викарий»). Коннор думает («Блять, Мёрфи»), что Мёрфи прав.
* * *
- «Шокирующее убийство! У Святых из Южного Бостона появились подражатели…», - читает Мёрфи следующим утром. – Что за дерьмо, Коннор? Где наши, мать их, золотые тельцы?
- Чарли Чаплин всегда занимал третье место на конкурсе двойников Чарли Чаплина.
Интерактив Мёрфи.
Мёрфи уверен в одном. Бог дарит своим викариям везение, чтобы они могли делать то, что им сказано, и как сапёры собирают части взрывных устройств, которым не удалось их убить, Мёрфи запоминает случаи, когда они оба могли стать мертвее Элвиса.
Китайский наркобарон стреляет в Коннора, и пуля сдирает кожу с его виска. Мёрфи целует дуло пистолета уже мёртвого китайского наркобарона, а затем лихорадочно трёт его перчаткой и почти до самых сирен ползает в поисках той самой гильзы, пока Коннор стоит, привалившись к стене и прижимая к виску шерстяную маску, наконец, он хватает первую попавшуюся гильзу, и они оба исчезают.
Они прыгают в море с рыболовного трала, но доплывают, Мёрфи проглатывает мелкую рыбу у самого берега.
Они вылетают из окон, но стекло щадит их лица, у Мёрфи есть только шрам на подбородке, который можно распознать наощупь.
Коннора бьют по голове, но с ним не случается ни аневризм, ни отёка мозга, Мёрфи всё равно везёт его в клинику, чтобы запихать в трубу, «мозговой рентген», после которого Коннор блюёт полтора дня.
Мёрфи принюхивается к свежим бинтам на голове Коннора, пахнущим травяной мазью и недолгой стерильностью, он говорит о том, что они слово и гнев, напоминает Коннору, на тот случай, если он успел забыть, Коннор же, проваливаясь в сон, утверждает, что они ничто.
* * *
- Знаешь, что действительно неправдоподобно в фильмах об убийцах, викарий? – обращается Мёрфи к Коннору.
Второй день они не могут пошевелить ни рукой, ни ногой благодаря «ебучему птичьему гриппу».
- Прекрати звать меня так, у меня нет прав на должность, - слабо отвечает Коннор.
- Знаешь?
- Блять, Мёрфи, твой голос как набат, а моя голова как гнилой кабачок.
- Они слишком экзальтированны в начале.
- О, блять.
- И слишком апатичны в конце.
- Если я встану на ноги, то убью тебя, тупой ублюдок.
- Так не бывает! – продолжает Мёрфи, совершая судорожное движение по направлению к Коннору.
- Мёрфи, блять, - говорит Коннор шёпотом, - как вышло, что мне тридцать семь, и я болен птичьим гриппом?
- В конце, в конце, - Мёрфи повышает голос, - они все похожи на дерьмо, такие мягкие. Их груз слишком тяжёл, они так устали. Это ложь, - печально заканчивает он.
- Ебучий птичий грипп, - почти плачет Коннор, закрывая голову руками.
- Убийство и апатия – несовместимы. Танцуй среди кишок или плачь под мостовой, вытирай руки о траву, ты убил человеческое существо, ты, говнюк, празднуй или уходи в монастырь!
- Заткнёшься ты когда-нибудь.
- Нам следует поговорить о насилии.
- За что мне это? – спрашивает Коннор.
- Нельзя быть святым постоянно, - довольно улыбается Мёрфи.
У него жар.
* * *
Им приходится поменять весь арсенал, купить ещё ящик патронов, поставщик переезжает из Бостона куда-то на Ближний Восток, Коннор впервые не выбивает сто в дартс, время идёт.
* * *
Мёрфи сорок, у него перелом в области позвоночника. Коннор испытывает страх и прочность своей спины, когда переносит в одиночку.
- Что мне делать, блять, Мёрфи, - интересуется он, слишком сильно надавливая на гипс.
- Этот врач сказал, что я должен лежать год, пока не срастётся. Коновал вставил мне штырь в спину, ёбаную железку, Коннор! Это то, это то, о чём я тебе говорил, нам охуенно везло, но теперь я твоя лишняя жаба из бородавки. Если я не встану на ноги, пристрели меня.
- Это всего лишь год, Мёрф, устроим ублюдкам охуительную пасху, но они и оглянуться не успеют, как мы вернёмся в строй, - бормочет Коннор.
И Мёрфи нельзя смеяться в ответ, нельзя ничего, нельзя шевелиться, только прясть руками, как немощный урод, кости срастаются не так быстро, как им обоим хотелось бы, руки Мёрфи теперь кажутся длиннее остального тела, он пытается дотянуться ими до Коннора, который оттащил свой матрас к противоположной стене от страха и падения веры.
- Если мы сделали что-то не так, - рассуждает по ночам Мёрфи, - если мы убили невиновного?
- Коннор! – орёт Мёрфи и может орать так до самого утра, но Коннор не отвечает.
Ему снится Рокко, который говорит: «Вставай и танцуй, ирландский говнюк, вставай и танцуй!», Мёрфи не может встать, зато он может однажды дотянуться до бутылки, и бросить её в Коннора, только переступившего порог и неловко закрывающегося корпусом.
- Положи свой блядский матрас на место, - громко говорит Мёрфи.
Он просит Коннора вымыть ему голову, у него отрасли волосы, и он бреет бороду без зеркала, поэтому лицо покрыто мелкими порезами.
Коннор держит его голову на весу одной рукой, цепляя мизинцем волосы на затылке, на шее Мёрфи, под его ладонями, бьётся кровь.
- Вода течёт за гипс, - недовольно напоминает о себе Мёрфи. – Ты меня всего залил, тупой ублюдок.
В начале следующего года он часами ходит из угла в угол, держась за Коннора, лицо которого треснуло поперёк, и Мёрфи постоянно просит, чтобы он перестал улыбаться как ебанутый на паперти.
- Всё честно, - он пожимает плечами, - бог напомнил нам, это честно.
Коннор видел шрам на его спине.
- Мы можем поговорить о насилии, если хочешь, - говорит он Мёрфи.
- Хочешь посмотреть на шрам ещё раз? – спрашивает тот.
Им нужно больше времени, но они не просят бога дать им его, бог может разобраться и сам.
fin.
читать дальше
Название: 3 to 1.
Рейтинг: Ж
Персонажи: Рокко, Макманусы.
Жанр: дженерал
Статус: окончено, очень предыдущая часть, предыдущая часть
Ахтунг: мат, не очень много мата, ничего годного нет.
Дисклэймер: ай дид ит фо лулз.
3.
Respice finem.
- Я беру эту сигару, так, как следует брать настоящую сигару настоящей рукой настоящего человека, как будто мои предки владели этим континентом от века, как будто я не какой-то голожопый ублюдок, ждущий свою сосиску из бараньих кишок и туалетной бумаги, я беру сигару, сплёвываю, ветер развевает полы моей рубашки или что-то ещё заставляет её развеваться.
Коннор смеётся.
- Точно не твой член, - добавляет он.
- Как член может что-то развевать, викарий? – возмущается Мёрфи.
- Настоящий член может всё. Что происходит с твоей рубашкой и прочим дальше?
- Стивен Спилберг.
- Стивен Спилберг?
- Он покупает мой сценарий, мы купаемся в деньгах и играем пингвинами в гольф.
- Пингвин – живая божья тварь. И сценарий дерьмо, Мёрфи.
- Это зависть, викарий. Я ведь могу тоже дать тебе сигару, полы твоей рубашки тоже будут развеваться. В нужном свете ты не будешь казаться рыжим.
- Я не рыжий.
- Конечно, ты не рыжий.
- Но я очень хочу есть.
- Я тоже.
- Где эта сосиска.
- Да, где эта блядская сосиска? – вопит Мёрфи, встав во весь рост.
Официантка показывает ему птичку.
Мёрфи садится, из его карманов сыплется мелочь и пивные пробки.
- Мы герои, - неуверенно начинает он. - Все эти правила. Пизди у богатых и никому не отдавай. Убивай ублюдков и молись. Мы всё делали верно, Коннор. Почему мы не можем получить блядскую сосиску.
- Можно попробовать стирать вещи прежде, чем приходить куда-то.
Официантка ставит перед ними две тарелки.
- Это выглядит как блевотина, - говорит Коннор. – Пойдём, Мёрфи.
* * *
- Почему ты считаешь, что нам будет лучше в одиночку, папа, - спрашивает Коннор у Иль Дуче, пока Мёрфи спит.
- Будут искать преступника и убийцу, - отвечает Дуче. – Вас не будут искать. Святых никогда не ищут.
- Если что, мы помашем тебе со скамьи, - улыбается Коннор.
Дуче проверяет магазины Кольта и Беретты.
На следующее утро от него остаётся только чёрная сумка между их кроватями. Коннор не решается открыть её, пока не проснётся Мёрфи.
- Что за хуйня, - говорит Мёрфи, проснувшись, - почему ты сразу её не открыл?
В сумке оказываются деньги.
- Папа старомоден, - размышляет Мёрфи, щёлкая резинками на верхних пачках банкнот, - он никогда не основывал нам трастового фонда для колледжа, но это не мешало ему оставить сумку с деньгами рядом с кроватями, как рождественский мешок с леденцами.
- Надейся, что он знал такие слова, как «трастовый фонд для колледжа».
- Куча бабок, Коннор.
- Радуйся молча, это плохие деньги, которые нам предстоит съесть и выпить.
- Можно ещё вставить зубы.
- Что? – спрашивает Коннор, утрамбовывая свои носки поверх пачек с деньгами.
- Зубы – это то, что выпадает у настоящих героев прежде всего. Можно озаботиться заранее.
Интерактив Иль Дуче.
Спросите Иль Дуче о старой школе, и он скажет, что никакой старой школы не было.
Люди были честнее и умели быстро бегать. Первое иногда вступало в конфликт со вторым, но всё оканчивалось достаточно логично. Если человеку нужен был дом, он зарабатывал или крал деньги, если человеку нужно было вернуть моральное удовлетворение, сон или честь дочери, он покупал ружьё. На финише люди обычно обливались шампанским или стреляли себе в горло. В зависимости от результата.
Дуче помнит время настоящих крёстных отцов, Коза Ностры, робкой русской мафии и двадцатитрёхлетних девственниц из Луизианы. Иными словами, он помнит золотое время, он был в раю.
Иль Дуче любит сыновей, что не мешало ему в своё время выпустить в них почти всё содержимое обойм восьми пистолетов, никто не скажет точно, знал Дуче или нет, единственное, что было точно ему известно, это то, что он не знал этих парней более двадцати лет их жизни и имел некоторые обязательства перед ними, чтобы хоть как-то походить на воскресного папашу. Набитая деньгами сумка, взятая от Якаветты, которому он и его сыновья вышибли мозги в здании суда, по его мнению, была неплохим реверсом непростых отношений между отцом и сыновьями.
Иль Дуче полагает:
- Мои дети знают, как молиться.
- Мои дети знают, как стрелять.
С этими мыслями он переступает порог, оставляя спящих сыновей за плечами. Он не знает, чем занимаются люди его возраста, но, вполне может быть, они щурятся на солнце, сохраняя свою ржавую кровь внутри, жуют свой завтрак, садятся на автобус, заказывают проститутку, он уверен, они делают это, даже если они убийцы.
Может быть, они молятся богу.
«Господи», - напоминает себе Иль Дуче, решив сесть на автобус.
* * *
- Мы пойдём в цирк, кино или торговый центр.
- На этой неделе мы уже были клинике, морге и на исповеди. И кладбище. Кажется, этого было достаточно. Мы пришили лишних барыг, Мёрфи, лишних. Средь бела дня. За твоей спиной стояли какие-то дети.
- Это были клиенты.
- Какие-то клиенты.
- Лишних барыг не бывает, - отвечает Мёрфи. – Лично я чувствую себя хорошо.
- Это было во вторник, четыре дня до воскресной службы, четыре дня мы не могли сообщить господу о том, что мы сделали для него, себя и общества.
- У них были отличные часы, - с тоской вспоминает Мёрфи, сдвигаясь вбок, перпендикулярно Коннору.
Коннор кладёт голову ему на живот.
- Часы должны были остаться у ублюдка. Зачем тебе часы, Мёрфи?
- Из всех стоящих вещей у меня есть только кеды, снятые с убитого ямайца.
- Ты снял с него кеды, тупой ублюдок?
- Дыра в ботинке перестала казаться мне симпатичной.
- Ты, конечно, не сказал об этом на исповеди.
- Я говорю это тебе, викарий, сейчас.
Коннор смотрит на потолок, где сохранился осколок зеркала, оставшегося от прежних владельцев. Осколок показывает матрасы, которые они купили на блошином рынке, взамен предыдущих и их самих. Коннор поворачивает голову на бок.
«Бог сделал нас мягкими, чтобы мы учили свою кожу быть сталью, когда хотим этого», думает он.
От Мёрфи пахнет кислым отсутствием воды.
- Это что, нам следует убивать только по субботам? – спрашивает он, вдыхая. – Но суббота тоже божий день.
- У Иудеев.
- Какая разница. Я слишком стар, чтобы соблюдать, мать их, формальности.
Мёрфи опрокидывает бутылку.
- Это мой матрас.
- Да, - рассеянно говорит Мёрфи и кладёт руку ему на лоб. – Послушай, что ты на самом деле думаешь о нашем деле. О Якаветте. И вообще.
- Это было нужно.
- Это было правильно.
- Это было нужно.
- Мы отлично пёрнули на весь Бостон. Смекер напишет об этом в мемуарах. Почему бы нам не продолжать в том же духе, Коннор? Одно жалкое убийство раз в неделю, что это?
- Дуче советовал залечь на дно. Подумай о Рокко.
- Это то, что бог приготовил для нас.
- Заткнись, Мёрфи.
- Я мог бы убивать один. А ты сходил бы за пивом.
- Заткнись, Мёрфи.
Интерактив Коннора.
Коннору достаточно лет, чтобы уметь применять полученный опыт, но не достаточно, чтобы не бояться следующего воскресения и полынных звёзд в небе.
Тот, кто назвал бы Коннора не самым быстрым малым, трусом или перестраховщиком, ошибся бы, потому что Коннор тактик, а не боец, играющий комментатор, а не вышибала, он старше, и его член всё ещё длиннее.
Коннор пребывает в статике, он знает, как вертится и дышит земля, и он знает, как дышать вместе с ней, чтобы не завертеться вверх ногами, как перевернувшаяся картонная мишень в тире, не заплясать и не задёргаться на месте. Он знает, как выглядит Мёрфи, когда ощущает боль в простреленной руке и ноге, лицо Мёрфи в этот момент говорит: «Я наклонился за следующей бутылкой, но теперь не знаю, что мне сделать, поднять её или громко позвать маму».
«Мы твои ревматоидные герои, господи, не дай этой точке у меня над виском превратиться в раскалённый бур господень, и если так ты наказываешь нас за бездействие, то, прошу тебя, имей терпение, нам нужно встать на ноги», так Коннор обращается к богу перед снайперскими винтовками или перед приступами мигрени.
Всё же он испытывает страх, не зная, испытывает ли Мёрфи тот же или его одолевают другие. Нельзя сказать, что Коннор боится за брата, в его субботних снах деревянный крест отбрасывает две тени, слышен удар топора, перерубающего верёвку, два тела падают по обе стороны креста, но как далеко они падают друг от друга, Коннор не знает, никто не знает.
* * *
- Большое дело, - радостно сообщает Мёрфи. – Возьми свою тупую ёбаную верёвку, обязательно возьми, мы спустим этих ублюдков вдоль колокольни, головой вниз.
- Я возьму свою тупую ёбаную верёвку, - соглашается Коннор, надев перчатки и уложив две коробки с дополнительными патронами. – Нам нужен табаско. Придётся идти в магазин на обратном пути…что? Что? – спрашивает он у смеющегося Мёрфи.
* * *
«Дело» или «процесс» для Мёрфи является пластом деятельного существования. В нужный день он ступает на нужную лестницу, и даже мусорные баки поют ему хоралы. Мёрфи воодушевлён, он наслаждается важностью момента. Он хочет сказать:
- Я иду убивать для вас, чёртовы засранцы. Чёртовы онанисты и неверные жёны. Чёртовы дерьмовые политики и чёртовы офисные воры. Мы с братом идём убивать для вас и нашего общего господа бога.
Мёрфи невнимателен, почти безрассуден, верх предосторожности для него заключается в том, чтобы не оставляет свой крови там, где оставляет чужую.
- Я говорил тебе, блять, Коннор, иметь сострадание и не стрелять ублюдкам в животы.
Коннор пожимает плечами.
Мёрфи – гнев, когда Коннор – слово.
Он ползает на коленях, скользя в крови, и раскладывает монеты на глаза тем, у кого они ещё остались. И он, и Мёрфи сняли всё, на чём могут остаться пятна, им нужно выйти через главный вход и нужно быть чистыми. Их одежда сложена на единственном чистом столе, прячась за которым, они перестреляли почти дюжину ублюдков.
Коннор, который, как и он, уже успел поскользнуться и упасть, идёт к нему, избегая пятен.
- Хороший день, викарий, - замечает Мёрфи из угла.
- Ёбаный паркет.
- Сигарету? - Мёрфи предлагает свою, едва дотлевшую до середины и мокрую.
- В кино всё делают чище, - жалуется Коннор, отряхивая руки, перед тем, как взять её.
- Примем душ, - невозмутимо отзывается Мёрфи, подсекая его под колено, отчего Коннор снова падает, спиной опрокидывая на мокрое («Жизнь – что череда падений на пол, викарий»). Коннор думает («Блять, Мёрфи»), что Мёрфи прав.
* * *
- «Шокирующее убийство! У Святых из Южного Бостона появились подражатели…», - читает Мёрфи следующим утром. – Что за дерьмо, Коннор? Где наши, мать их, золотые тельцы?
- Чарли Чаплин всегда занимал третье место на конкурсе двойников Чарли Чаплина.
Интерактив Мёрфи.
Мёрфи уверен в одном. Бог дарит своим викариям везение, чтобы они могли делать то, что им сказано, и как сапёры собирают части взрывных устройств, которым не удалось их убить, Мёрфи запоминает случаи, когда они оба могли стать мертвее Элвиса.
Китайский наркобарон стреляет в Коннора, и пуля сдирает кожу с его виска. Мёрфи целует дуло пистолета уже мёртвого китайского наркобарона, а затем лихорадочно трёт его перчаткой и почти до самых сирен ползает в поисках той самой гильзы, пока Коннор стоит, привалившись к стене и прижимая к виску шерстяную маску, наконец, он хватает первую попавшуюся гильзу, и они оба исчезают.
Они прыгают в море с рыболовного трала, но доплывают, Мёрфи проглатывает мелкую рыбу у самого берега.
Они вылетают из окон, но стекло щадит их лица, у Мёрфи есть только шрам на подбородке, который можно распознать наощупь.
Коннора бьют по голове, но с ним не случается ни аневризм, ни отёка мозга, Мёрфи всё равно везёт его в клинику, чтобы запихать в трубу, «мозговой рентген», после которого Коннор блюёт полтора дня.
Мёрфи принюхивается к свежим бинтам на голове Коннора, пахнущим травяной мазью и недолгой стерильностью, он говорит о том, что они слово и гнев, напоминает Коннору, на тот случай, если он успел забыть, Коннор же, проваливаясь в сон, утверждает, что они ничто.
* * *
- Знаешь, что действительно неправдоподобно в фильмах об убийцах, викарий? – обращается Мёрфи к Коннору.
Второй день они не могут пошевелить ни рукой, ни ногой благодаря «ебучему птичьему гриппу».
- Прекрати звать меня так, у меня нет прав на должность, - слабо отвечает Коннор.
- Знаешь?
- Блять, Мёрфи, твой голос как набат, а моя голова как гнилой кабачок.
- Они слишком экзальтированны в начале.
- О, блять.
- И слишком апатичны в конце.
- Если я встану на ноги, то убью тебя, тупой ублюдок.
- Так не бывает! – продолжает Мёрфи, совершая судорожное движение по направлению к Коннору.
- Мёрфи, блять, - говорит Коннор шёпотом, - как вышло, что мне тридцать семь, и я болен птичьим гриппом?
- В конце, в конце, - Мёрфи повышает голос, - они все похожи на дерьмо, такие мягкие. Их груз слишком тяжёл, они так устали. Это ложь, - печально заканчивает он.
- Ебучий птичий грипп, - почти плачет Коннор, закрывая голову руками.
- Убийство и апатия – несовместимы. Танцуй среди кишок или плачь под мостовой, вытирай руки о траву, ты убил человеческое существо, ты, говнюк, празднуй или уходи в монастырь!
- Заткнёшься ты когда-нибудь.
- Нам следует поговорить о насилии.
- За что мне это? – спрашивает Коннор.
- Нельзя быть святым постоянно, - довольно улыбается Мёрфи.
У него жар.
* * *
Им приходится поменять весь арсенал, купить ещё ящик патронов, поставщик переезжает из Бостона куда-то на Ближний Восток, Коннор впервые не выбивает сто в дартс, время идёт.
* * *
Мёрфи сорок, у него перелом в области позвоночника. Коннор испытывает страх и прочность своей спины, когда переносит в одиночку.
- Что мне делать, блять, Мёрфи, - интересуется он, слишком сильно надавливая на гипс.
- Этот врач сказал, что я должен лежать год, пока не срастётся. Коновал вставил мне штырь в спину, ёбаную железку, Коннор! Это то, это то, о чём я тебе говорил, нам охуенно везло, но теперь я твоя лишняя жаба из бородавки. Если я не встану на ноги, пристрели меня.
- Это всего лишь год, Мёрф, устроим ублюдкам охуительную пасху, но они и оглянуться не успеют, как мы вернёмся в строй, - бормочет Коннор.
И Мёрфи нельзя смеяться в ответ, нельзя ничего, нельзя шевелиться, только прясть руками, как немощный урод, кости срастаются не так быстро, как им обоим хотелось бы, руки Мёрфи теперь кажутся длиннее остального тела, он пытается дотянуться ими до Коннора, который оттащил свой матрас к противоположной стене от страха и падения веры.
- Если мы сделали что-то не так, - рассуждает по ночам Мёрфи, - если мы убили невиновного?
- Коннор! – орёт Мёрфи и может орать так до самого утра, но Коннор не отвечает.
Ему снится Рокко, который говорит: «Вставай и танцуй, ирландский говнюк, вставай и танцуй!», Мёрфи не может встать, зато он может однажды дотянуться до бутылки, и бросить её в Коннора, только переступившего порог и неловко закрывающегося корпусом.
- Положи свой блядский матрас на место, - громко говорит Мёрфи.
Он просит Коннора вымыть ему голову, у него отрасли волосы, и он бреет бороду без зеркала, поэтому лицо покрыто мелкими порезами.
Коннор держит его голову на весу одной рукой, цепляя мизинцем волосы на затылке, на шее Мёрфи, под его ладонями, бьётся кровь.
- Вода течёт за гипс, - недовольно напоминает о себе Мёрфи. – Ты меня всего залил, тупой ублюдок.
В начале следующего года он часами ходит из угла в угол, держась за Коннора, лицо которого треснуло поперёк, и Мёрфи постоянно просит, чтобы он перестал улыбаться как ебанутый на паперти.
- Всё честно, - он пожимает плечами, - бог напомнил нам, это честно.
Коннор видел шрам на его спине.
- Мы можем поговорить о насилии, если хочешь, - говорит он Мёрфи.
- Хочешь посмотреть на шрам ещё раз? – спрашивает тот.
Им нужно больше времени, но они не просят бога дать им его, бог может разобраться и сам.
fin.
@темы: фики на русском, авторы: Я ебал его.
но все три части хорошие) спасибо, понравилось читать